16 августа день памяти иеромонаха Иеронима (Коваля)
Иеромонах Иероним (в миру Коваль Иван Михайлович) родился 9 ноября 1879 г. в селе Горчичное Дунаевского района Хмельницкой области в семье крестьянина-кузнеца.
По случайному его высказыванию, вся жизнь, начиная с сорокадневного возраста, прошла при Святой Церкви. Ещё в дошкольном возрасте выполнял он послушание звонаря, певчего и чтеца при храме. Отец, видя такое прилежание сына к храму, однажды предрёк: «Ты меня хлебом-солью кормить не будешь!»
В девятнадцатилетнем возрасте юноша тяжело заболел, едва не умер. Тогда он, собрав силы, отправился на богомолье в Киево-Печерскую Лавру. Там получил благословение поступить послушником на Афон, что соответствовало духу юноши. Сильной привязанности к родительскому дому он не испытывал, чему способствовал отец, характер которого был нелёгким, а рука — ещё тяжелей. Как позднее заметил сам отец Иероним, «если бы меня отец не бил, то я не стал бы и монахом».
Возвратившись после богомолья домой, юноша решительно объявил: «Иду на Афон».
Прибыв на Святую гору в 1898 г., Иван поступил в Свято-Пантелеимонов монастырь. Ему пришлось скрыть свою болезнь, иначе в обитель не приняли бы (медицинских комиссий в ту пору не существовало).
Как и всех новоначальных, его, согласно тогдашней афонской практике, испытали непосильной работой. Такой искус ему, ещё не оправившемуся от болезни, был особенно тяжёл. И юноша выразил негодование отцу наместнику: «Я что, прибыл сюда, чтобы надо мной издевались?!» Наместник показал рукой: «Вон ворота!» Пришлось смириться. Если бы Иван ушёл, то монашеская стезя была бы навсегда потеряна. Но поборов самолюбие, юноша тем самым положил в себе начало одной из главных монашеских добродетелей — послушанию.
Новый насельник обители стал терпеливо нести все возлагаемые на него послушания. В 1906 г., после восьмилетнего испытания, его постригли в монашество с именем Иероним.
В 1914 г. монаха Иеронима направили в Москву, в афонскую часовню святого великомученика Пантелеимона в качестве певчего. Там он добросовестно нёс послушание до 1929 г., когда был рукоположен в сан иеродиакона и направлен в один из приходов Москвы.
В 1932 г. была объявлена «первая безбожная пятилетка». Усилились гонения на Церковь. Беда не минула и отца Иеронима. Его «пригласили» на Лубянку. Неизвестно, что ему ставили в вину, может, долговременное проживание за границей — тогда многих священнослужителей репрессировали на основании подобных обвинений. Следователи предложили отцу Иерониму снять с себя монашеский сан. Но исповедник был твёрд: «Что вы со мной возитесь? Ставьте меня к стенке!» Реакция следственной комиссии оказалась неожиданной: «Ты ещё не готов!» И настоящим чудом исповедник был освобождён, правда, без права проживать в столице, и выслан в Орёл, где его три года обязывали отмечаться регулярно в комендатуре и назначили, как он сам рассказывал своему келейнику, работать дворником.
До октября 1941 г. трудится отец Иероним на различных гражданских работах, главным образом, дворником и сторожем, а затем увольняется и все силы отдаёт служению Церкви. Но и до этого, начиная с приезда в Орёл, старец не оставлял диаконского служения. Его приписали к кладбищенской церкви. Некоторое время, как рассказывал отец Иероним, был он дежурным («гробовым») монахом у раки со святыми мощами святителя Тихона Задонского, и показывал свою фотографию у этой раки.
В январе 1944 г., на 65-ом году жизни, по просьбе верующего народа, он принимает священнический сан. Рукоположение «с возложением набедренника» совершил епископ Ульяновский Димитрий.
Но, видно, врагу рода человеческого не нравилось духовное преуспеяние иеромонаха. Возникают неприятное недоразумение и раздор между отцом Иеронимом и епархиальным архиереем. Тот в 1947 г. назначил батюшку настоятелем в село Крупец Брасовского района. Восстановление разорённого войной храма для слабого здоровьем старика было просто неисполнимым, и он отказался от назначения. Последовало увольнение за штат и запрещение в священнослужении «впредь до раскаяния». Однако скоро архиерей снял запрет «ввиду грядущего праздника Рождества Христова».
В 1955 г. иеромонах Иероним ко дню Святой Пасхи был награждён наперстным крестом. В это время физические силы его ослабевали. Служить на приходе стало тяжело, да и нужно было готовиться к переходу в вечность. Последние дни жизни отец Иероним хотел провести на покое в Почаевской Лавре, но поступить туда ему не удалось. Промыслу Божию и Самой Царице неба и земли было угодно, чтобы он свои осенние плоды приносил на белорусской земле, в уделе Матери Божией — Жировицком Свято-Успенском монастыре. Зачисление в братию произошло 19 мая 1959 г.
Прибыв в обитель, отец Иероним первым делом направился в храм и припал к святой иконе: «Матерь Божия, прими меня в число Твоих послушников!»
В ту пору соответствующими органами за монастырём велось наблюдение. Власти намеревались закрыть обитель, но заступничеством Матери Божией им это не удавалось. Зато не всякий мог здесь прописаться; тех, кого допускали сюда, тщательно проверяли. Отец Иероним в архивах областного уполномоченного по делам религий не фигурировал. Вероятно, он совсем не внушал опасений и потому его не трогали, мол, старик, всё равно скоро умрёт. В результате обитель получила старца и молитвенника, который как при жизни, так и по кончине поддерживал её, помогая выстоять во всех напастях.
Старец считал, что большевики были даны нам на покаяние. Не осуждая их, он говорил: «Пусть безбожники помогают нашему спасению». О правительстве Хрущёва: дескать, Господь попустил, чтобы лапоть стал головой. Говорил это он, конечно, не открыто, а в беседах с духовными чадами.
Живя в обители, отец Иероним выработал для себя определённый распорядок дня, известный нам благодаря его келейнику:
«После длительной 3–4-часовой молитвы почти всегда ложился спать в 10 часов вечера или около того времени. Вставал утром на молитву рано, до 5-ти часов. Утренняя молитва до 9-ти часов... Завтрак — чай до 10 часов утра. После — работа по келии: уборка, принесение воды и прочие работы. Ответы на письма и приём посетителей до 3-х часов дня. С 3-х до 5-ти часов дня отдых — сон, и после этого старец становился на вечернюю молитву. В храм Божий ходил молиться по праздникам и постам...» Причём он никогда не опаздывал на богослужения.
Свои таланты старец старался не выставлять напоказ. Как это часто бывает с истинными старцами, только после его смерти многие стали понимать, рядом с каким человеком они жили. Даже духовным чадом его стать мог далеко не каждый. Особенно трудно это было церковнослужителям и людям из среды интеллигенции. Таковых он принимал лишь по благословению наместника, в отношении которого всегда соблюдал послушание, несмотря на то, что тот был моложе него. Вспоминает протоиерей Леонид, тогда ещё инженер из Барановичей:
«Расставшись не по своей воле с первым духовным отцом, я не мог найти подобного ему; а тем временем падения всё учащались и усиливались, а открыть свою тяжесть — не находил кому. Господь призрел на моё бессилие и управил меня приехать в святую обитель Матери Божией Жировицкой...
Находясь во дворе святой обители, замечаю, народ стремится взять благословение у идущего в келию старенького-старенького иеромонаха... Я — к нему: “Именем Господним благослови, отче!” Батюшка благословил истово — сила простоты и благодати враз почувствовалась.
— Батюшка, будьте моим духовным отцом!
— Козлом? — могу быть!
И жарко, и стыдно, и неловко, и миг недоумения — всё враз пришло на мой дух... Промелькнула мысль: “по-видимому, «нет» содержит «да», но в этом случае, наверное”.
— Батюшка, да я ведь не могу сам собою...
— А что у тебя?
— Да вот работа моя больно ответственная, да всё с народом, не переменить ли мне работу?
— Работай, работай, работай; я тоже был дворником, да так чисто выметал двор, работай!
Такой ответ мне понравился; с этого момента зарождается привязанность к старцу, но на этот раз о нём удалось узнать только его святое имя — Иероним и на этом пришлось уехать домой, не добившись цели.
К следующему приезду накопилось десять вопросов, которые Господь управил разрешить у наместника святой обители. Первым был – духовное руководство: “Или благоволите сами руководить, или, возможно, благословите старца...” — и в этот момент совершенно отнимается его святое имя, а настоятель без промедления произносит: “Отец Иероним?” “Да, да!”, — отвечаю. “Это очень хорошо, передайте старцу и мою просьбу, что отец настоятель просил взять вас в его духовное руководство”.
Иду в его келию и не соображаю, как изложить свою просьбу и с чего начать.
Взяв благословение, промолвил с трепетом души: “Батюшка, отец настоятель...” — и тут же на полуслове меня обрывает, задаёт вопрос совершенно на другую тему, но нам стало совершенно понятным, что больше ничего не требуется, что он ради послушания даёт своё согласие на духовное руководство.
Впоследствии высказал такую мысль в свой адрес и в адрес других монахов: “Они ловят себе духовных чад, а от них — бегут, я — отталкиваю, а ко мне — идут”.
Сам будучи послушен наместнику, старец Иероним требовал послушания и от обращавшихся к нему за советами: раз просишь совета — исполняй его безоговорочно. Неисполнение же его ни к чему доброму не приведёт, хотя бы и казался он по всей видимости неправильным или неуместным».
Так случилось, что праздник Пасхи пришёлся на начало мая, когда нужно было принимать от цехов наряды, а вечером в Великий Четверг, когда читаются 12 страстных Евангелий, должно было состояться заводское собрание. Что делать? Леонид обратился за советом к отцу Иерониму. Тот спросил: «А ты можешь взять больничный?» Вместо этого Леонид стал рассуждать сам с собой: там же сдача нарядов, живу через дом от конторы — заметят, что на работу не пошёл, а в храм пошёл… А для собрания сняли клуб недалеко от собора. Начало собрания, как и вечернего богослужения, в 18 часов. На ум пришло решение: побуду на собрании на самом торжественном моменте, что вначале, а там потихоньку уйду в храм. Но не тут-то было. Собрание началось с опозданием на 40 минут, причём до перерыва двери клуба были закрыты. Успел только на последнее Евангелие.
На Пасху Леонид шёл, как обычно, а вернулся домой — температура более 40 градусов. Весь день пролежал пластом. На другой день хотел пойти за больничным — температура в норме: хотел работать — работай! При этом ни один цех наряда не сдал.
Следующий раз Леонид был более внимателен к совету старца. Его, как не имеющего высшего образования, начальство решило послать на курсы по атеизму. Что делать? Поехал к старцу — может, согласиться? — надо же знать врага. Но батюшка отрезал: «Говори, что не хватает способностей!» Так и поступил. Сначала удивились и хотели заставить, но потом всё улеглось.
Не всегда батюшка давал советы сам. Иногда посылал к наместнику отцу Антонию. И что же? В таких случаях отец Антоний давал точные указания с мельчайшими подробностями и деталями.
Наместник монастыря архимандрит Антоний (Мельников) немало почитал батюшку. Уже будучи архиереем, он рассказал отцу Леониду про совет старца лично ему. В тяжёлые хрущёвские времена он обратился к батюшке с вопросом: «Отче, я юн, опыта духовного нет, послушание ректора семинарии и наместника мне непосильно. Не отказаться ли мне?» Последовал ответ: «Отче, в лесу деревья не ровные, а одно возвышается над всеми. Когда ненастье, то ему достается больше всех. А что оно делает? — Терпит! Так и вы, терпите, а Господь сам будет всем управлять!» И отец Антоний ушёл от старца благодарным Богу, что узнал Его святую волю.
Имея большой духовный опыт, отец Иероним мог утешить страждущих и скорбящих, водворить мир. Вот пример этого, записанный духовным чадом старца:
«После всенощного бдения захожу в келию к дорогому старцу без определённых вопросов, но с намерением почерпнуть мудрости в духовной беседе с ним. У него было уже двое его поклонников, поэтому пришлось воздержаться с личными вопросами, да и те при посторонних не стали решать своих. Получилось минутное молчание. Дорогой старец, наклонившись над столом, прервал тишину: “Ко мне приезжают, чтобы я примирил, да кто же я, чтобы мог мирить? (Опять молчание.) Что я скажу: налетел на тебя с кулаками — я тебя, я тебя! (и здесь старец продемонстрировал взмах нападающего) — падай в ноги, взмах будет, а голова останется цела”.
Все мы были предельно внимательны. По-видимому, это был ответ на вопрос, который хотела задать женщина, стоявшая с печальным видом, прислонившись к печке.
Поступила по совету дорогого старца, подкреплённому его святыми молитвами, — в семье воцарился мир, о чём благодарила в письме. Её муж перестал пьянствовать, начал с уважением относиться к ней и детям».
Духовная мудрость старца, его благодатная молитвенная помощь привлекали всё больше людей. У некоторых из числа братии это вызывало недовольство или, может быть, зависть. Один из насельников пришёл к старцу с претензиями, мол, ходят здесь все, шумят, нет возможности спокойно отдохнуть... Выслушав его, отец Иероним спокойно ответил: «Отче, не родился такой человек, который мог бы всем угодить». Батюшка никогда не терял самообладания, не повышал голоса, всегда был ровен и спокоен. Иногда он делал в чей-нибудь адрес критические замечания, но без всякого осуждения. Его отличительной чертой была любовь к афоризмам и кратким стихотворным высказываниям.
Описывая жизнь подвижника, нельзя опустить очень важный момент — он обладал даром прозорливости. Однажды настоятель дал два яблока его келейнику, одно для него самого, а второе для старца. Инок, из уважения к старцу, принеся, сказал: «Батюшка, отец настоятель передал вам яблоки» – и положил их на стол. Спустя три дня отец Иероним взял одно яблоко и, вручая иноку, сказал: «Вот это яблоко твоё, а это моё».
Духовная дочь Н., часто приходившая к старцу Иерониму, получала предсказания о методах гонения на неё, о скором письме от родственников из-за границы, с которыми сложно вести переписку.
Один мужчина сильно беспокоился о своей болящей жене, ему жалко было видеть её в расстройстве, граничащем с беснованием. Когда он вкратце рассказал о внешних признаках и её неуравновешенном поведении, старец задал только один вопрос: «А абортов она не делала?» Как выяснилось, это и была основная причина расстройства.
Предвидел отец Иероним и время своей приближавшейся кончины, хотя ничто, кажется, не предвозвещало этого.
В вербное воскресенье, в год своей кончины, читал без очков. За две недели до своего отшествия сослужил за Божественной литургией в воскресный и праздничный день святого пророка Божия Илии и не уходил из собора до окончания всех треб.
Накануне своего отшествия одному иноку сказал: «Я всю эту ночь не спал (по-видимому, всю ночь молился), запиши эту мысль:
По волнам житейского моря
Доплыл до великого горя,
И Вечный Капитан
Велел явиться к Нему,
Чтоб получить смертный саван...»
Днём обошёл территорию святой обители; простился со встречавшимися сёстрами, некоторым высказал глубокие мысли, ставшие понятными только после его преставления. При встрече с инокиней А. благословил её и обратился с просьбою: «Матушка А., сшей мне новый хитон», а когда та отказалась, ссылаясь на плохое зрение, — ответил: «Тогда я и в старом во ад пойду, лишь бы с Господом». Другую матушку просил: «Завтра положи за меня 10 поклонов».
С дальними почитателями простился таким образом, что те поняли только тогда, когда пришлось посетить его могилу. Одним так говорил: «Увидимся на кладбище»; другим: «Святых молитв о здравии и упокоении»; а иным: «Когда умру — тогда к вам приду»...
Поражает точное знание старцем времени своей кончины. Последний день жизни он провёл деятельно: писал письма, беседовал с другими... Матушка М. застала его у озера собирающим камни, спросила: «Батюшка! Зачем камни собираете?» — «Я ими завтра утром головы поразбиваю...»
Праведная смерть иеромонаха Иеронима наступила 16 августа 1964 г., во время Успенского поста. От старца остались 70 рублей, вероятно, сбережённых им для погребения, и завещание, адресованное келейнику иноку Георгию (впоследствии — схиархимандрит Митрофан): «По моём отшествии — меня поминать и делам плохим моим не подражать, потому что дел добрых не удостоился приобрести, из-за небрежения о своём спасении, но надеюсь на милость Господа нашего Иисуса Христа получить прощение в своих грехах. Иеромонах Иероним. 1959 г., 18 ноября. Обитель Жировицы. Аминь».
Но осталось после смерти подвижника нечто более важное — его благодатная помощь всем, кто с верой и любовью обращается к нему.
«...Ещё и года не минуло со дня кончины старца, когда некая молодая мать с шестилетней дочкой пришла помолиться на его могилку. Вечерело. Невдалеке стайка знакомых детишек шла в направлении близкого леса, и женщина отпустила с ними свою девочку. Через некоторое время детишки шли мимо уже в обратном направлении — но без её дочки. На вопрос: где она? — ответили, что она от них отстала. Мать бросилась в лес, аукала, искала, но девочка не откликалась. Уже темнело... Мать, рыдая и причитая, бросилась на могилку старца, прося о помощи...
Было уже совсем темно, когда она поднялась и медленно пошла по дороге в сторону леса. И вдруг увидела едва различимое тёмное пятнышко, двигающееся ей навстречу. Подошла ближе — это её дочка с полным чайником ягод!.. Она и побить её готова была, и не сдержалась от радостных рыданий.
— Где ты была?
— Мамочка, я хотела тебе ягодок набрать. А дети, как только я найду ягоды, сейчас же их собирают себе. Я от них отошла немного и заблудилась...
— А как же ты вышла?
— А меня дедушка в чёрном за руку взял и вывел...»
Иеромонах Агапий (ГОЛУБ)