В Рязани кладбища расположены рядом с квадратными километрами дымящихся гор мусора и панорамной перспективой нефтезавода с его огнями на огромных высоких трубах. На въезде в последнее пристанище рязанцев — грязь, а над ней — груды венков из ярких бумажных и поролоновых цветов. Чем гуще грязь, тем ярче сияют химические цвета венков.
 

 
Кладбища имеют романтические названия — «Новогражданское» и «Воскресенское». Кто такие «новограждане»? Может, украинские или узбекские гастарбайтеры? Нет. Там укладывают местных, коренных. «Воскресенское» понятнее, но вид близкой мусорной свалки и ярые огни на трубах скорее напоминают ад, чем рай.
 
Само кладбище — это унылое, топкое, грязное пространство, заваленное останками металлических решёток и истлевшими венками ненастоящих цветов. Омерзение от вида человеческой помойки вызывает неодолимое желание быстрее уйти из этого тоскливого места.
 
Но апофеозом служит кладбищенская часовня. Абстракционисты К. Малевич с его «Чёрным квадратом» и В. Кандинский, увидев такой храм, должны были бы сломать карандаши в бессильной зависти. Абсурд архитектуры этой часовни неподражаемо гениален и непостижим человеческому разуму. Какая-то нездешняя сила, олицетворяющая бессмысленность, ничтожность и мерзость бытия, воплотила сама себя в её дизайне, помимо воли человека.
 

 
В часовне — липкий душный мрак. Сладкий дым ладана мешается с удушьем мёртвого тела и формалина. Коптящие свечи не рассеивают мрак, в котором дико озирается родня покойного. Их серые лица свидетельствуют о непонятном испуге и подавленности этим преддверием ада. Меньшая часть родни дичится и плачет у гроба. Большая — ёжится на ветру, курит и пьёт водку. Тем, кому надо по нужде, отходят в заросли высокого бурьяна и покорно принимают это унижение, как необходимую часть горя и катастрофы, с коей нельзя бороться, а следует сломиться перед ней и унизиться…
 

 
Русское кладбище имеет своим прототипом центричную модель рая. Посреди должен стоять храм — дом Божий. Пространство самого кладбища украшают совместно Бог и человек. Люди ставят кресты, столики и сажают сирень. Бог украшает его дикой травой, рябиной и прочими элементами дизайна естественной природы. В русской модели за идеал приняты полудикая вольная степь и полудикий таинственный лес. Никакого романтизма в раю не видится русскому человеку. Ему по душе скорее Богом данное естество дикой природы…
 
Но советские кладбища говорят о том, что Бога нет, загробной жизни нет, а пропахший мочой труп родни надо быстрее закопать в землю и забыть, как мусор, среди вязкой глины санитарного заведения. Хорошо, что ещё хлоркой не засыпают.
 
Сила безумия и отчаяния, разразившаяся над рязанским кладбищем, оказалась так велика, что подчинила себе даже форму храма. Рязанцы, как и другие люди, любят свадьбы, дни рождения, крестины, венчания и просто городские праздники. Народ живёт от праздника к празднику, которые стали выплёскиваться из домов на улицу. Зимой на деревья вешают звёзды огней и ставят ёлки. Летом белят стволы и высаживают цветы. Народ полюбил косить газоны и украшать фасады.
 
А тут провал. Прокол. Катастрофа.
 
Попав сюда, человек становится ничтожеством. Он позволяет сломать себя; втоптать в грязь и смириться с тем, что эта липкая глина, висящая пластами на обуви, станет его последним домом; здесь рассядутся вороны, чтобы клевать яичную скорлупу, а бездомные бродяги будут воровать его венки и лампадки. Он сам с отвращением видит себя в этом мрачном будущем, где сияет прообраз адского пламени.
 
Церковь создана для счастья людей. В рождении и смерти она призвана вдохнуть веру в любовь Божию к человеку. Она должна показать величие человека, украшенного богоподобием, и пожелать ему достойную встречу с Господом. Она может вдохнуть в людей торжество таинства смерти — события чудесного, великого и ожидаемого.
 
Но внутри часовни сжимается сердце от тоски. Священник отпевает по двадцать покойников. И когда у него нет сил, он уходит в душный тяжёлый полумрак своей каморки, тоскливо и нервно вытирает руки влажной салфеткой и с трудом вливает в себя кофе, который в этом месте не лезет в горло. Рядом со столом лежат конфеты, булочки и яблоки, но их не хочется брать в руки, словно они пропитаны чем-то смертным и ужасным.
Как полумиллионный город устроил в себе вместо врат радости подобие врат ада?
 

 
Как люди смиряются с туалетом в зарослях бурьяна и мрачным сараем вместо храма?
 
Как люди позволяют себе такое унижение?
 
Почему это никто не видит?
 
Сама часовня ужасна, как проходная кирпичного завода… У города есть миллионы на фейерверки, лампочки на деревьях, асфальт, газоны, поливальные машины, праздничные заседания и фуршеты, но нет «копеек» на небольшое здание кладбищенской часовни. Ведь в неё привезут мать-отца. В ней всем стоять. Зачем вместо тихого просветления и намека на рай, отдавать свою душу смрадному дыханию ада?
 
Есть люди, которые всё понимают. Есть люди, которые понимают, когда им укажут. Есть люди, которые никогда и ничего не понимают.

Смотри, Рязань, — это ужасно. Ты достойна лучшего. Богу угодно, чтобы ты была достойна лучшего.