Не случалось ли вам испытывать навязчивую потребность во внимании другого человека? Не знакомо ли чувство архизначимости отношений с ним? Не приходилось ли проживать тоскливое ощущение бессмысленности, пустоты собственной жизни и буквально терять самого себя, когда этого человека нет рядом? Кажется: нет его — и нет жизни. Потому не страшны никакие унижения, годятся любые ухищрения — лишь бы не потерять того, к кому страстно привязан! Все эти состояния могут быть проявлением… эмоциональной зависимости, когда один человек из другого творит себе кумира. Мы хорошо знаем о разрушающем действии наркомании, алкоголизма, курения — зависимостей от агрессивного вещества. Но и эмоциональная зависимость вредна! Она тоже может лишить человека полноты и радости жизни, «вымотать всю душу», осложнить жизнь близким. Подробнее об этом беседуем с врачом-психиатром, членом Свято-Никольского молодёжного братства Андреем Бутько.
«Так сладок мёд, что, наконец, и горек…»
— Андрей Владимирович, чем эмоциональная зависимость отличается от зависимостей, вызванных, к примеру, наркотиками, алкоголем, табаком?
— В течение нашей жизни мы постоянно вступаем в отношения с окружающим миром. Любая наша деятельность, любое взаимодействие с каким-либо веществом, объектом, с человеком, приносящее удовольствие, могут формировать привыкание, болезненное влечение и зависимость. Более точный общий термин — не «зависимость», а «зависимые отношения». Когда мы говорим об алкоголизме, наркомании, курении, зависимости от кофеина, от шоколада или другой пищи, — всё это зависимость от вещества. Но не только с веществом бывают зависимые отношения, но и с человеком. «Эмоциональная зависимость» — одно из названий этого состояния. Для любой зависимости есть определённые критерии: сильное желание и чувство навязчивого влечения к приёму вещества. Аналогично — может быть сильное влечение к контакту с конкретным человеком; нарушение способности контролировать приём вещества — начало, окончание или принятую дозу. О чём свидетельствует употребление его в большем количестве и на протяжении большего периода, чем предполагалось первоначально. Либо безуспешные попытки сократить или контролировать приём вещества.
Словом, коли есть проблема в контроле общения, то это уже признак зависимости; например, собирался пообщаться с человеком пять минут, а потратил целый день. При здоровом варианте отношений я могу контролировать начало встреч, их количество, длительность, частоту. Если же контроль утрачен, не я управляю отношениями, а они — мной. Ещё один момент — толерантность. Сначала общался пять минут, а потом, чтобы получить то же удовольствие, надо общаться вдвое дольше… Тянет всё больше времени проводить с тем, к кому «прикипел». Дальше формируется озабоченность употреблением вещества, от которого я завишу. Ради его приёма отвергаются или оттесняются на задний план иные важные интересы. В случае с зависимостью от человека — то же: я постоянно озабочен встречей с объектом зависимости. Вернёмся к списку симптомов зависимости: постоянное употребление вещества вопреки явным доказательствам вредных последствий. Так как мы говорим об отношениях с человеком, то, соответственно, происходит постоянное «употребление человека» всё больше и чаще, вопреки вредным последствиям.
— Вредные последствия наркотиков очевидны, а здесь?
— Я провёл с ним день — и не сделал срочную работу, не выполнил другие свои серьёзные обязанности… Когда мы берём совокупность перечисленных критериев, сразу все вместе, то имеем зависимые отношения и зависимое поведение. Их идея и структура, схема, по которой они развиваются, всегда одинаковая. Эти критерии характерны для любой зависимости — «любовной» (эмоциональной), химической, от азартных игр, от экстремальных развлечений; причём в различных сферах деятельности, например, от той же работы. Трудоголизм — один из социально полезных видов зависимости. Тем не менее, это тоже патология.
— Каковы последствия для эмоционально зависимого, если по каким-то причинам он не может получить желаемого?
— Наступает своеобразная ломка, как при алкоголизме и наркомании, которая заключается в дискомфорте физическом
— головная боль, колебания давления, озноб или жар, потливость, сердцебиение, слабость и другие вегетативные расстройства; и психологическом — тревога, раздражительность, перепады настроения, депрессия.
Что посеешь — то пожнёшь
— Почему возникает это болезненное состояние зависимости? Почему одни люди подвержены ей, а другие — нет?
— Более правильно спросить: почему человек строит зависимые отношения? Повторюсь: человек без отношений не существует. От самого детства все мы строим отношения — с мамой, папой, игрушками, едой — со всем миром. Даже внутриутробно ребёнок уже строит отношения с мамой. Зависимые отношения — это определённый способ строить отношения, форма их построения, схема. Если мы выросли в окружении, где были здоровые отношения, и мы имеем такой опыт, значит, способны строить гармоничные отношения. Получив же опыт зависимых отношений, мы обречены на трудное «переучивание». Ведь кто-то изначально вышел в мир, имея навык строить зрелые, ответственные, взрослые отношения; он достаточно зрелый внутри, зрелый как личность. А кто-то — незрелый, и ему надо учиться, расширять опыт и возможности. Бывает рассада, которая к моменту высадки в огород уже зрелая: она готова к следующему этапу — жизни вне парника. А бывает рассада незрелая, не готовая к требованиям, предъявляемым жизнью. А разница между ними в том, как их растили.
— Вы хотите сказать, что истоки болезненных привязанностей кроются в детстве? Я читала, будто чаще всего эмоционально зависимыми становятся люди, недополучившие в детстве любви, внимания.
— Верно, только это ещё не всё. Часто психологи берут частные случаи и обобщают их. Зависимые отношения и такое же поведение — частный случай большой проблемы незрелости. Начальный опыт, который ребёнок получает в младенчестве, — это опыт любви и привязанности, опыт безопасности. Если мама и папа любящие, привязаны к малышу, эмоционально переживают свою любовь и выражают в словах, прикосновениях, заботе, то ребёнок растет в атмосфере защищённости, любви и принятия. Он получает опыт, когда к нему привязаны и он привязан, — это здоровое слияние. Мамы часто говорят: «Мы покушали, мы поспали». И папы так говорят. Значит, они — единое целое с ребёнком…
И вот ребёнку (возьмём мальчика) три года. Он начинает больше привязываться к папе и несколько отстраняться от мамы. Если мама сама достаточно гармонична, она это позволяет. И сынишка получает первый опыт свободы от мамы, с которой он сначала был в биологическом слиянии внутри утробы, потом остался в психологическом слиянии. Хотя мама по-разному реагирует. Скажем, ревнует, но отпускает сына; и он может даже сказать маме: «А я папу больше люблю!» Если мама позволяет так говорить, тогда ребёнок получает опыт ещё большей свободы. Мальчик, поиграв с отцом, возвращается к матери, ибо она пока более значимое для него лицо. И мать (что очень важно!) его принимает, а не отталкивает с обидой. Так должно быть и в старшем возрасте, тогда малыш получает опыт привязанности, любви, слияния и опыт свободы одновременно. Ведь наши чувства двойственны, противоречивы: в нас «сожительствуют» потребность слияния и желание свободы. И задача родителей — освоить свою внутреннюю двойственную противоречивость и помогать ребёнку на пути самопознания.
— Вернёмся к вашему примеру с саженцем: если растение поместить в прозрачный контейнер, оно будет защищено от ветра и холода, но не сможет расти… Избыток защищённости не даст ему развиваться. Так?
— Совершенно верно. Потребность в развитии, как и потребность в слиянии, — тоже базовая. Вспомним мальчика, который уходит от мамы и возвращается: уходит — возвращается, уходит — возвращается. Это как маятник… Почему я уделяю ему такое внимание? В нём — причины, истоки зависимого поведения.
— А если маятник ломается?
— И сломаться он может на разных этапах: когда ребёнку один год, три… шесть… тринадцать… Если всё нормально, то, взрослея, ребёнок строит здоровые отношения. А потом вообще покидает родительскую семью. Какое-то время находится в опасности, но развивается, затем возвращается и получает опыт принятия, поддержки. То есть он строит зрелые отношения с миром во всех его проявлениях — и с людьми, и с предметами, и с химическими веществами.
— Такой человек уже не станет зависимым?
— Он умеет строить здоровые отношения. Имея этот опыт, он будет выбирать, если столкнётся с опытом зависимых отношений. Чаще всего они ему будут неинтересны, он их не поддержит, потому что у него нет такой потребности.
— А что происходит с тем, кому не повезло в самом начале пути?
— Возьмем ребёнка, у которого мама страдает депрессией или эмоционально скована. Он не получает от неё любви, внимания, заботы, поддержки — она ухаживает за младенцем, но холодна; и у него нет полноценного опыта слияния, любви, привязанности. Потребность есть, но опыта он не получит. Он будет «голодать». Когда ребёнок стремится к папе, мама испытывает тревогу: «Как это? Значит, он меня не любит?» И не отпускает его, удерживает. Ребёнок недополучает опыта свободы.
Вот он подрос, напрягся, собрал ресурсы и всё-таки проводит время с папой. Но при возвращении мама его не принимает: «Ты меня бросил? Уходи от меня!» Она его опять травмирует — теперь он не может получить опыта безопасности, принятия. С одной стороны, мать ребёнка удерживает, даёт посыл: ты должен быть со мной. Но ему нужен опыт развития и свободы. С другой стороны, как только он получает кусочек этого опыта и пытается вернуться, она его отвергает. Малыш травмируется в обеих ситуациях.
В вот ребёнок вырос, хочет поступать в институт. Это его потребность в развитии. А мать говорит: «Ты ездил документы подавать, а у меня давление поднялось. Мне было плохо, я такая больная! Ты смерти моей хочешь? Тебе учёба важнее матери!» У парня что? Чувство вины.
— Но со стороны матери это же эгоизм в чистом виде!
— Конечно. Но неосознанный. Умом она осознаёт: ребёнку учиться надо; но когда он уезжает, у неё поднимается давление, ей реально становится плохо. Почему так происходит, она не понимает; однако желает чувствовать себя здоровой. А у юноши, начиная с первого года жизни, жажда любви, принятия со стороны матери. Ему хочется, чтобы она сказала: «Ты мой любимый сыночек!» И вновь пережить то, как она его обнимает, целует. Это опыт здорового принятия, слияния с мамой. Но его жажда не утоляется. А в это время сверстники проводят полдня вне дома и развиваются; наш же молодой человек дома сидит по шесть часов с условно больной мамой. С одной стороны, он хронически голодный, потому что отстаёт в развитии, а с другой, хронически голодный, ибо ему не дают любви.
— Бедный человек; что же ему делать?
— Пить или «колоться». Или найти женщину, которая будет похожа на его маму, и с ней установить такие же зависимые отношения. Поменять одну зависимость на другую…
Познать себя
— Подобный юноша — жертва обстоятельств, и очень хочется ему помочь. Как?
— Прежде всего, бороться с невежеством — познавать самого себя. Почитал литературу, посмотрел кино, поговорил с батюшкой, с психотерапевтом, просто с мудрым человеком. И хотя бы на уровне интеллекта понял: я — психологически недостаточно зрелый человек и склонен к зависимым отношениям. У меня недостаточно зрелая мама, и папа, возможно, тоже. Важно понять и не осуждать родителей, ведь они дали всё, что могли. В этом — осознание того, что проблема уже не в родителях, а во мне. Осознание даёт многое. С одной стороны, это — шок, а с другой — понимание реальности: вот мой уровень. И нужно принять данный факт. Подобный диагноз ставят многим, но единицы соглашаются. Есть большой соблазн принять его за ошибку. Ведь это неприятно, стыдно, может вызвать злость, обиду на родителей... Если же согласился, осознал, принял — это половина успеха. А дальше надо развиваться! Это может быть самостоятельная работа, бытовая психотерапия, а также профессиональная помощь психолога, психотерапевта. Духовная жизнь, если она здоровая, имеет определённый ритм, тоже будет способствовать положительным изменениям. Бытовой же психотерапией я называю общение с людьми, которые строят здоровые, а не зависимые отношения, которые умеют то, что трудно даётся зависимому. У них можно учиться, наблюдая, как они решают жизненные задачи, как живут. И путём копирования, подражания нарабатывать недополученное от родителей.
— Психологи во многих случаях называют поводами для возникновения эмоциональной зависимости одиночество и внутреннюю пустоту. Я знаю примеры, когда от затяжных, кризисных состояний опустошения, тоски и уныния человека с комплексом незрелости не спасала ни вера, ни молитва. Как вы думаете, почему?
— Это проблема процедуры построения отношений, которая и приводит к одиночеству и пустоте. Ведь когда склонный к зависимости человек начнёт строить отношения с Богом, то он столкнётся с той же проблемой, когда он строит отношения с человеком. Это будет попытка построить зависимые отношения… даже с Богом. Да зависимый по-другому не умеет, часто он даже не подозревает, что в его способе жизни многое идёт не так… А сам он будто летит на «автопилоте»: курс выставлен на север, а ты, по сравнению с попутчиками, летишь в другом направлении. Но на первом этапе осознавания ты ничего не можешь сделать — только отслеживать… Если говорить о том, как всё же заполнить пустоту внутри, то она заполняется опытом принятия и любви, плюс опыт свободы и развития. А если нет ни того, ни другого, то это и есть пустота! И тогда отсутствие опыта слияния и любви с мамой (я и мама как бы одно целое) заменяют опытом: я и водка — одно целое, я и наркотик — одно целое, я и человек, от которого завишу, — одно целое. Зависимые отношения — это опыт слияния, когда душевную пустоту пытаются заполнить зависимостью и сливаются с веществом, с человеком или поведением. Ведь то же самое в казино: игрок как бы сливается с моментом игры и растворяется в игре…
—
И получает удовольствие…
— Конечно, и удовольствие приходит именно от опыта слияния, единства, растворения.
—
Но ведь это иллюзия!
— Да, иллюзия: я всё равно остаюсь голодным. Потому, что это объектные отношения. И даже если сливаюсь с человеком, тем не менее, воспринимаю его как объект. Между нами, по сути, нет личностных отношений. Это отчаянная попытка получить недостающий опыт. Но мне всё равно не удаётся его получить…
«Через тернии к звёздам»
— Итак, человек чего-то не знает, не умеет; как же ему прорваться к неведомому?
— Прежде всего осознать: то, что с ним происходит, — иллюзия, суррогат, дорога в никуда. Сколько бы человек ни играл в казино, как бы ни пытался насытиться — он будет голодным. Очень важно, чтобы тот человек, к которому ты обращаешься для построения семейных, духовных, дружеских или психотерапевтических отношений, сам имел бы опыт здоровых отношений. Если он будет строить с тобой здоровые отношения, то даст тебе нужный опыт. По сути, это и есть путь к выздоровлению. Здоровый опыт могут давать психотерапевт, чему он обучен, священник или друг, если умеют.
Разница в том, что у друга взрослые, зрелые отношения с тобой получаются естественно, сами собой, за счет того, что он не умеет по-другому. Ты не умеешь по-здоровому, а он не умеет по-больному. И там, где вы не совпадаете, возникнет напряжение: ты будешь страдать в какие-то моменты из-за некоей непривычности; и друг испытает дискомфорт; и для обоих нависает соблазн разорвать отношения. Психотерапевт же специально учит здоровым отношениям. И обучение происходит более интенсивно. Психотерапевт будет осознанно терпеть дискомфорт от твоих автоматических порывов выстроить зависимые отношения, но целенаправленно предложит и продвинет здоровый вариант; поддержит тебя, когда твой дискомфорт от «несовпадения» будет слишком велик. Это совместная работа, где каждый знает, на что он идёт и зачем.
— А что вы скажете по поводу такой притчи. Желающего научиться плавать учитель просто бросил на глубину. Посмотрел на ученика, что-то почувствовал и бросил. Тот чуть не утонул в реке, но всё же поплыл. Ученик понял, что тело обладает врождённой способностью плавать; надо только «включить» её. «С тех пор я бросил немало людей в реку жизни! — подытоживает автор. — А сам стою на берегу... Почти никто не терпит неудачу. Человек обречён выучиться жить».
— Мне кажется, в этой притче не всё сказано. Учитель, прежде чем бросить ученика в воду, скорее всего, не просто посмотрел на него, а побеседовал, повзаимодействовал, и понял: этого человека, чтобы он поплыл, нужно именно бросить на глубину. Думаю, с другим учеником наставник выбрал бы иной вариант обучения. Проблема у обоих одна, но разные люди, разные ученики, разный опыт. Бывает, человек сам понимает, что у него эмоциональная зависимость, расскажет о ней и даже про опыт её преодоления. Он уже весь путь прошёл и стоит у двери, только не решается открыть, а спрашивает: «Открывать или не открывать? Прав я или нет?» Его нужно только похлопать по плечу и сказать: «Давай, открывай!»
А другому до этой же двери — пять километров лесом. Его надо сначала учить ползти, потом — ходить, потом — искать дверь. Просто люди указали на его зависимое поведение, и он вдруг задумался — так это или не так. Он ещё сомневается: «Да, в принципе, у меня всё нормально: курю, пью, не работаю, «колюсь», с женой постоянно ругаюсь…» Понятно, что это нулевой уровень.
— Давайте подведём итоги. С эмоциональной зависимостью можно бороться; она преодолима, не так фатальна, как зависимость от наркотиков. Но у каждого это преодоление будет индивидуальным… А как же помощь свыше, которую мы можем получить в таинствах, например, в причастии?
— Будут общие принципы, правила, идеи работы, но разный объём. Свои проблемы люди выражают в одинаковых выражениях: «Не умею плавать», «У меня эмоциональная зависимость». Но стартовая точка, с которой мы начинаем помогать человеку, у всех разная. Кто-то приходит на этапе, когда девяносто девять процентов работы сделал сам. А кто-то — только один процент… Предположим, вы не умеете играть на гитаре. Причастие может дать воодушевление, переживание того, что вы не одни в этом мире, а с Богом. Но чудесным образом играть на гитаре вы не научитесь! Предположим, что уныние связано именно с тем, что вы не умеете на ней играть. После причастия станет легче. Может быть, воодушевление от принятия Святых Таин облегчит занятия, и вы в этот день выучите вместо одного листа нот целых десять. Но научиться играть за один день невозможно. Есть своя процедура обучения — надо выучить ноты, постоянно делать упражнения. То же самое относится и к внутренним душевным процессам.
Помогает ли причастие учиться играть на музыкальном инструменте? По-моему, помогает; появляется воодушевление, а если было отчаяние, то оно отступит. Встреча с Богом, духовная радость помогают во всех делах, вообще, жить помогают. Но сказать, что отменяют процедуру труда и обучения, — нет. Могут только ускорять процесс.
Беседовала Елена НАСЛЕДЫШЕВА