«Не торопись ни в чём; закон действий Божиих —
постепенность, медленность, и зато — дивная твёрдость!
Диавол тороплив, потому что не имеет в себе покоя и
поспешностью склоняет ко всякому греху, потому что в
поспешности нет премудрости».
 
Святой праведный Иоанн Кронштадтский

 
 
Молитва Ефрема Сирина
 
Молитву Ефрема Сирина, дивное сокровище, вручает нам Церковь в дни Великого поста. Она важна не только тогда, когда мы слышим её в храме: это, собственно, руководство к действию для тех, кто решил изменить свою жизнь, приготовить путь Господу, прямыми сделать стези Ему (ср. Мк. 1: 3).
 
Сама я греческим языком не владею, поэтому стараюсь прислушиваться к «знатокам». И в своё время для меня стало важным открытием, что в греческом тексте в самой первой части молитвы значится не «уныние», а совсем другое слово, περιεργία, которое можно передать как «многоделание» или «пере-делание» (как «перегрев», «переедание»). Под ним подразумевается суетливость, попечение о многом сразу, погружение в дела, без которых можно обойтись, а то и дела чужие. Впрочем, «наш» перевод тоже прав: суета и многоделание (тем более предпринятое в особое время, отведённое Церковью для поста и молитвы) совершенно точно приведёт к унынию. Но об этом чуть позже.
 
Что занадто — то не здраво
 
 
Именно это «многоделание», которое на первый взгляд может показаться противоположностью праздности и лени, нередко оказывается очень и очень большим препятствием на пути к Богу. Трудиться, тем более на благо ближнего, — важно, кто же поспорит. Ленивый, привыкший к праздности человек «атрофируется» душой, а то и телом. Как тому, кто вынужден был долго лежать, впоследствии приходится восстанавливать возможность двигаться, а иногда и функции внутренних органов, так и «больному праздностью», если он захочет подняться к достоинству человека и христианина, придётся очень-очень туго. Всё это мы знаем, да и молитва святого Ефрема первой нашей бедой, от которой мы просим Бога нас избавить, называет именно праздность. Но что же со второй бедой?
 
«Достигаторство». Это современное разговорное слово, в котором народная мысль саркастически соединила иноземный суффикс с самым модным словом философии быстрого успеха — «достигать», прямо указывает на то, что для немалого количества людей наступило «время победившего многоделания». Нынче человек обязан иметь крепчайшее здоровье, лучиться круглосуточной улыбкой, зарабатывать невероятное количество денег, при этом постоянно «развиваться» и «достигать» чего-то нового в самых разнообразных областях. Покорил Эверест, выучил пять языков за год, освоил новый вид спорта? Маловато, мы от тебя ожидали большего, какой-то ты не очень успешный.
 
А уж требования современного общества к женщинам знают все: либо ты бизнесвумен и при этом многодетная мать (никакого насморка, никакого выбившегося из причёски волоска, ни одной морщинки), которая кроме этого успевает предъявить обществу написанные по ночам исторический роман, сборник стихов на суахили и докторскую диссертацию, либо ты, голубушка, — лентяйка. И бедный человек несётся, как белка, в колесе общественного мнения, чтобы остаться в этом обществе своим, чтобы люди на него смотрели с одобрением. Притом что те, кто считает осуждение нормой, редко смотрят на кого-то, кроме себя.
 
 
 
Во славу Божию
 
Противостоять гнёту «мнения тех, кого не спрашивали», нелегко. Но может, не поздно остановиться и всё-таки вспомнить о том, что на нас смотрит Бог? Бог, который ждёт от нас совсем не «колеса» суеты и соревнования с другими, а доброй, честной жизни. Не исполнения роли успешного супруга, родителя, служащего, а искреннего становления любящей матерью или отцом, трудящимися на своём месте во славу Божию (и как страшно, что выражение «во славу Божию» успело получить новое, для многих единственное, презрительное значение — «бесплатно», «задаром»). Жить во славу Божию, а не во славу божества общественного мнения или идола успеха, — вот что мы могли бы. Но для этого придётся отбросить «статусность» и прочую мишуру. Не каждый имеет смелость это сделать. Некогда богатый юноша не смог пойти за Христом, потому что пожалел о своём имении (Мф. 19: 16-26). Наше же «богатство», мешающее всецело отдать себя в руки Бога, зачастую состоит в миражах. В суете, позволяющей ощутить себя значимым. В тщеславии и гордыне: вот, я достиг, а он — нет. В кажущейся важности дел, даже когда среди них уже давно нет «единого на потребу».
 
Марфа и Мария
 
 
Но суета встречается не только у тех, кто попал в силки человекоугодия, тщеславия или малодушия перед лицом людей (как говорится — первой каюсь я). Когда речь идёт о «многопопечении», нельзя не вспомнить святых сестёр Марию и Марфу (Лк.10: 38-42). Как часто приходится встречать мнение, что Мария-де «витает в облаках», а Марфа — «наш человек, трудящийся», и «где б была та Мария без Марфы». Будто не замечают говорящие великого, я бы сказала — небесного смысла евангельского эпизода.
 
Сам Господь останавливает Марфу в её ревности не по разуму. Но когда? Когда она не просто «печётся о мнозе службе», но ещё и Марию пытается отвлечь от слов Учителя и вернуть к повседневным делам. Кротко увещевает её Христос. Нежно, как слабому, ещё неразумному чаду, говорит Он ей о том, что Мария «благую часть избра», и если пища телесная будет съедена и забыта, то живые слова Божии «не отнимутся» от того, кто их слышал.
 
Есть здесь и ещё один важнейший смысл — ведь недаром Лазаря и его сестёр все знают как семью «друга Иисусова». Своих друзей, а не просто неких женщин, просит Христос побыть с Ним, прежде чем начать последний этап Своего земного пути. На горизонте уже Голгофа, а Марфа всё никак не сядет рядом с Господом, не послушает Его, всё заботится не о том. Чуть позже окажется, что ученики Господа Христа, которых Он только что Сам назовёт друзьями (Ин.15: 15), «не могли пободрствовать» в Гефсиманском саду в молитве с Ним по немощи телесной (Мф. 26: 40-43). С Марфой происходит то же самое — вот только не от немощи, а от привычки делать «как все и как всегда». То, что мы считаем «житейской мудростью», вдруг оказывается бессильно и бесполезно, когда к человеку приходит Бог.
 
Вняла ли Марфа словам Спасителя? Из жития известно, что после Христова Распятия святая понесла равноапостольные труды, выдержала мучения и выбрала отшельническую жизнь, желая, не отвлекаясь даже на «законные» мирские дела, всегда пребывать в молитве к Господу.
 
Чтобы услышать другого человека — нужно замолчать хотя бы на время. А мы хотим услышать Самого Творца. В Писании читаем, что Господь, Который придёт и смирится до Боговоплощения, является не в громе, не в землетрясении, но «в гласе хлада тонка» (ср. 3 Цар. 19: 11-12). Постучит ли Он в нашу дверь, если за ней будет крикливая, осуждающая суета?
 
Я так занят!
 
 
Приходилось встретиться с таким мнением: «Когда нам молиться да читать Евангелие?! Некогда: работа, дом, дети…» Давно главенствует мнение, что мирянину можно и нужно молиться только «одновременно» с работой. Да, нередко человек бывает поставлен в такие тяжёлые условия, что, действительно, может разве что прошептать «Господи, помилуй» во время труда или перед редкими часами сна. Но ведь запальчивые, часто агрессивные высказывания на эту тему часто слышны от тех, кто имеет время, как минимум, пойти и высказать их — письменно, в интернете или кому-то из соседей и родственников… Да и эта агрессия не от того ли, что в душе, на самом деле, царят смятение и уныние? И в результате оказывается, что формула «я так занят» — на самом деле не столько следствие необходимости, сколько культ, идол, «бози инии», почитание самого себя-«труженика» и, опять же, индульгенция на презрение к тем, кто якобы трудится меньше.
 
Ещё недавно с нами на земле было то поколение, которое трудилось не в пример больше нашего, однако могло, услышав звон колоколов, всё оставить и поспешить в храм. Которое часто училось грамоте для того, чтобы читать «Божественные книги», или запоминало строки Евангелия наизусть на слух, в храме. Эти люди не считали зазорным оставить работу по хозяйству ради помощи соседу или молитвы и даже (!) выбраться в монастырь «на богомолье».
 
В наше, а не в их время появилось слово «тупить» (куда-либо: в телевизор, телефон, компьютер), означающее, что человек после своих «трудов многих» настолько переутомился, что упал и не может встать, ему тяжело говорить, думать, зато он почему-то может и хочет бессмысленно смотреть куда-то, где сменяется, мелькает не нужная ему информация и картинки. Отдых ли это? Нет, давно доказано, что мозг человека в таких ситуациях утомляется ещё больше. Так что же за «труд» вызывает такие болезненные последствия? Всё ли мы делаем правильно?
 
Чтобы забыли о Боге
 
 
Вспоминается случай. Священник на проповеди в полупустом деревенском храме взывал: «Дорогие мои, неужели мы с вами не можем отложить всего на два часа в неделю заботы и прийти в храм, к любящему нас Богу?» Одна из прихожанок после выдала: «Поп сегодня огород запретил. Ишь, каждую неделю ему ходи! Вот перестанем ему овощи приносить — посмотрим, что запоёт!» Вот такие печальные плоды приносит поклонение чему-то, кроме Бога, возведение в культ даже благородного и правильного дела. Труд, как средство достижения добрых целей, хорош, но именно как средство. Вспомним Ветхий Завет, слова фараона в Книге Исход (5: 8-9): «…Они праздны, потому и кричат: “пойдём, принесём жертву Богу нашему”; дать им больше работы, чтоб они работали и не занимались пустыми речами». Чего добивался царь египетский от евреев, повелев им работать больше? Того, чтобы они забыли о Боге.
 
Человек создан так, что ему жизненно необходимо останавливаться в своём беге. Чтобы оглядеться, подумать: а в нужную ли сторону он идёт? Отложить всё и вслушаться. Когда человеку просто не дают этой возможности или когда он делает благо людям, сознательно принося в жертву всего себя и свою жизнь (скажем, хирург, чьи операции могут длиться по 10 и более часов), Господь, конечно, коснётся его сердца. Но когда человек сам себя загнал в ловушку, то и осознать необходимость прервать бег в никуда и задуматься о направлении он обязан сам, на то ему даны разум и совесть. «Глух тот, кто, предавшись суетным заботам, нисколько не упражняется в предметах Божественных», — говорит авва Исайя, расставляя всё по своим местам. «Ничто так не угнетает и не возмущает душевного ока, как толпа житейских забот и рой пожеланий...» — предупреждает святитель Иоанн Златоуст.
 
Золотая середина
 
Попечение о ближних и многопопечительность, труд и «многоделание» — вещи разные, хотя суета всё время заманивает нас к себе под благовидными предлогами, иногда даже в стенах любимого храма. Плохо ли, когда есть воскресная школа, занятия с молодёжью, а сестричество готовит угощение на весь приход? Нет, это прекрасно! Даже в самые тяжёлые времена это оставалось важной и богоугодной деятельностью. Вспомнить хотя бы то, что делалось для детей и юношества святителем Иоанном Шанхайским и его единомышленниками.
 
Но бывает, что мы и это умудряемся превратить в бег, в суету, в повод хоть украдкой, да подумать: «Какой я молодец, делаю столько дел!» И не сразу заметишь, что за приготовлением блинов к трапезе молитва была совсем забыта. И не сразу приходит осознание, что ребёнок, которого мы потянули за руку на «детское мероприятие», чтобы не опоздал, вообще-то остановился перед иконой и пытался молиться. Просвещение детей и молодёжи необходимо. Но вот «активному прихожанину» задан простой вопрос: «Как вы считаете, для чего при вашем храме нужна «молодёжка»?» Тот, ничтоже сумняшеся, отвечает: «Так иначе они в церковь не пойдут, зачем им?»
 
Говорить о таких вещах очень сложно: люди, задействованные в сфере детских или молодёжных приходских «активностей», могут воспринять это как обесценивание их деятельности. Но речь не о том, чтобы всё «взять и отменить». А о том, чтобы «мероприятиями» мы не подменили Бога. О том, чтобы у ребёнка или молодого человека оставалось время на «подумать». Не только активные труды нужны, но и минутка, хотя бы минутка тишины в своём сердце для созерцания, я бы сказала — «благого ничегонеделания». Психологи сейчас нередко говорят, что знаменитое «у ребёнка не должно быть ни одной свободной минуты» — практика в корне ошибочная, не дающая личности правильно формироваться, более того — отучающая думать. Только золотая середина между праздностью и «многоделанием» подходит для человека. Как и вода — она существует лишь в пределах от нуля до ста градусов. Спасительным для человека считается «царский путь», «срединный»: «Добродетели суть средина между излишеством и недостатком» (авва Дорофей).
 
Остановись!
 
 
Если мы почитаем мемуары верующих людей, то заметим, какую большую роль в их детстве и юности сыграла близость к природе, созерцая которую, они задумывались о Творце, а ещё «благое молчание» храмов между богослужениями. Это всё — тоже нужно. Не говоря уже о том, как важно позволить молодому человеку или ребёнку узнать не только «активную», но и тайную, Таинственную сторону Божией службы. Уводя чадо из храма без его на то желания, мы рискуем оторвать его от того, чего, может быть, не познали сами, — от настоящего общения со Спасителем. Святитель Иоанн Шанхайский, организуя жизнь православной молодёжи вплоть до танцевальных встреч, одновременно внимательно следил, чтобы центром жизни даже самых маленьких воспитанников была Литургия, а важнейшим деланием — молитва.
 
Иногда человек, только начинающий ходить в храм, поминутно смотрит на часы, вертится, признаваясь потом: «Ну не могу я час и больше на одном месте стоять! Делать мне что-то надо, делать!» Не по болезни стоять не может человек — потому, что привык куда-то бежать и за что-то хвататься. А просто встать перед Богом и говорить с Ним, при всём искреннем желании — не получается. Не одна и не две службы пройдут, прежде чем он вдруг поймёт, точнее — почувствует, что бежать куда-то хотя бы эти два часа вовсе не надо. Всё, остановка — «прибежал». Добрался туда, где Самое Главное. Остановись, побудь в этом, дай душе дышать!
 
Помнится, как-то одна девушка впервые привела на службу свою подругу. И та…заснула. А проснулась умиротворённой и счастливой, как в детстве. Мир и нежность Отца Небесного коснулись её вот таким образом. Вновь оговорюсь: нет, это не значит, что всем нужно приходить в храм, чтобы поспать. Это значит, что «Дух дышит, где хочет» (Ин. 3: 8), и то, что происходит в доме Бога, может оказаться выше законов человеческих. Прекратилась суета — и пришедший почувствовал мир и покой. Такой, что «не выдержал» его, уснул, как засыпает человек, впервые за долгое время оказавшись на свежем воздухе.
 
«Всякое ныне житейское отложим попечение»
 
 
Заповедь о труде — заповедь горькая. Изначально Адаму дано было возделывать рай (ср. «введе его в рай сладости, делати его и хранити», Быт. 2: 15), продолжать творчество Отца. Работа же на земле, какой она стала после падения, предсказана горьким сетованием Отца над поступком чада: «Проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от неё во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься» (Быт. 3: 17-19). И чтобы не остаться «прахом», человеку следует всегда обращаться к своей совести: идёт ли он «царским путём», не разменял ли он клад труда своей жизни на тусклую, фальшивую мелочь «многоделания», не набрал ли лишнего, суетного, вовсе ему не нужного, не заслонил ли этим Бога, не погасил ли в себе искру Божию. Настоящий труд — спасителен, и об этом мы можем прочесть, пожалуй, в наставлениях любого из святых отцов. Но дела рук наших окажутся полезными только в том случае, если будем помнить о главном нашем труде в этой жизни — чтить Бога и очищать свою душу.
 
«Всякое ныне житейское отложим попечение», уберём суетное, пустое — и из рук, и из сердца, — и тогда сможем расслышать то, что Бог говорит нам. Уже сейчас, в великопостной тишине. В «хладе тонком»…