На послушании
С железнодорожного вокзала в Орше к Свято-Успенскому женскому монастырю не так и быстро добралась. Прямой автобус ходил редко, чаще курсировали маршрутки. Но и те делали остановку только в двух километрах от нужного места. Но разве паломнику это дорога?..
Водитель авто, вёзший с вокзала, выдал подробные инструкции, как попасть к обители. Я шла, и дорога казалась мне лёгкой-лёгкой. Небо то хмурилось, то радовало выглядывающим из-за туч солнышком, то вдруг, откуда ни возьмись, налетал ветерок. А появляющиеся иногда из-за домов купола обманчиво манили своей близостью…
И вот он — монастырь… Монахини — разного возраста. Удивило тогда, что руководит тут старшая сестра Манефа — самая молодая из всех насельниц обители, моя ровесница…
Меня определили на ночлег в корпус, где живут паломницы из Минска: Лена, Тоня и Ира, а также местная женщина Люба...
Потом благочинная Дарья позвала в главное здание: за постельным бельём. Как-то там было по-особому уютно. Широкая лестница на второй этаж. В коридоре — ряды дверей, тут и кельи, и столовая, где питаются паломники, кухня…
Все монахини — в чёрных облачениях, но, кажется, что излучают свет. Манефа, Дарья, Даниила, Августа — те имена, которые запомнились. Звучали красиво…
Матушка Дарья попросила: «Надо поутюжить простыню. Если не трудно». И всё — тихим голосом, с улыбкой. Оказалось, что предстоит пройтись утюгом ещё по парочке вещичек. Выдали гладильный аппарат, доску…
Я знала, что в это время другие паломницы тоже в делах, и усердно боролась со складками. Иногда по коридору торопливо проходили монахини. Особенно мне приглянулась матушка Августа. Невысокого роста, всё время улыбчивая. Так и хотелось с ней побеседовать. «На послушании?» — заботливо спросила она. «Да» — ответила я. Вспомнила тогда, как прочитала перед поездкой, что известную фразу «Кто не работает, тот не ест»! — впервые произнёс апостол Павел жителям одного греческого города, которые поверили разговорам, будто наступает второе пришествие, и бросили работу. «А паломники ведь приезжают сюда, чтобы потрудиться во славу Божию», — подумалось тогда...
Справилась я со своими делами вовремя, чему радовалась, так как уже звали на вечернюю службу. Было пять вечера! Подумалось: окружающие люди вошли в мою жизнь легко. И мне всё тут нравится, спокойно и хорошо…
В храме народа немного: кроме паломниц, всего несколько человек и сами монахини. Дверь была открыта, в неё и в окна, вопреки ожидаемому дождю, ворвалось яркое солнце. Звучала только музыка молитвы… На нас смотрел чудотворный образ Оршанской Божией Матери — главной святыни города.
Служба длилась более трёх часов. И вот погасили в храме свет. Минчанка Лена, взявшая меня под своё крыло, позвала: «Пойдём, ужин».
На следующий день были ещё завтрак и обед. Но такой еды больше, наверное, не пришлось нигде пробовать. Кроме как в других монастырях. И суп, и сыр, и молоко, и драники, и чай — всё было, в очередной раз употребляю это слово, особенное…
После ужина мы мыли посуду. Тут обходились без «химии»: разогревали молочную сыворотку, которая лучше всяких моющих средств. К тому же, оказывается, у монастыря есть своё подворье с пятью бурёнками…
Вечером мучило, что не усну, так бывает после дальней дороги и на новом месте. Но мне не помешали даже громкая молитва Любы и поздний приход Иры и Тони…
Утром, в пять, сигналом к побудке послужил звук колокольчика. В половине шестого — утренняя и молитвы. Служба — длиннее обычного. Был праздник Казанской иконы Божией Матери.
Потом шли завтрак, послушание, обед, опять послушание, вечерняя служба, ужин, молитвы и сон. Всё — как ежедневно, но по-разному. Работы в монастыре всегда достаточно. Даже зимой. Снег расчистить, заняться рукоделием, на подворье за скотом приглядеть.
Лена и другие трудницы
Лена жила в монастыре уже неделю. Собиралась пробыть ещё столько же.
— Наша Ирина несколько раз приезжала сюда. И я попала сюда через неё. Попросили по телефону у мать Манефы разрешения и приехали, — рассказывала Елена. — Что можно делать здесь семь дней? Молиться и трудиться. На огородах — поливка, прополка. Каждый день работа разная. Что попросят, делаем. Это называется послушанием… В монастырь еду ради молитвы. Здесь она особенная…
— Кусочек счастья, —добавила Ирина.
— Давай, исповедуйся, причастись, — говорила мне Лена, ведь я тогда была далека от такой жизни. — Ведь приехала в монастырь.
— Я не знаю, о чём рассказывать священнику.
— Совесть подскажет, что сказать. Подумай.
— А тебе подсказывает?
— Всем подсказывает.
Такой он, Серёжка
Мальчишку я тогда заприметила сразу. Просто немного удивило, что он живёт в женском монастыре.
— Как вас зовут? — спросил он у меня смело, но уважительно и дружелюбно. — Откуда приехали?
Сергей рассказал и о себе. Он из Климовичского района. Ему в сентябре — четырнадцать лет. Папка работает трактористом, а мамка — дояркой. Мальчишка второй день сидел в теплице, там — помидорные джунгли. Работы много. Жил в бывшей трапезной. Помнил, как закладывали фундамент в здании главного корпуса монастыря, ведь раньше жил в Орше…
На вопрос: «В какой деревне ты живёшь сейчас?» — ответил с некоторой гордостью: «Агрогородок Макеевичи». В нём была неподдельная искренность и доброта, а ещё и говорил-то на чудесном белорусском языке.
Мать Манефа
Нас тянет к тому, кто нам интересен, кому мы интересны.
И вот я попала в кабинет старшей сестры Манефы. Ласково, ровно, как ручеёк, звучал её голос. Она рассказывала, что в монастыре паломникам можно жить, сколько захотят… Есть такие, кто приобщается к монастырской жизни, но на монашество не решается…
— В прошлом году половина наших сестёр и настоятельница Антония уехали под Быхов. Там они основывают практически в чистом поле женский монастырь, — слушала я собеседницу. — Возрождение же нашей обители началось в 90-х годах прошлого века...
— Почему молодёжь приходит в монастыри? — поинтересовалась я. — Когда здесь люди постарше — это понятно…
— Сейчас время такое. Люди не могли когда-то сделать такой шаг. Многие пришли к вере поздно… А молодёжь? Человеку свойственно искать монашество. Душа по своей природе — христианка. Всегда ищет Бога. Томится сердце человеческое…
— Может, приходят в монастырь, когда не сложилось в семье, одолели другие проблемы?..
— Как правило, такие люди у нас не остаются. Было много подобных случаев. Здесь те, кто пришёл сознательно, искренне. Монастырь — это не что-то красивое: монашеские одежды, службы, поклоны, богоявления. Это поле брани. Борьба прежде всего с самим собой. Важная задача монаха — научиться смирению, молитве. А молитва настоящая, искренняя, без смирения, чистоты сердечной невозможна…
Во многих монастырях, особенно старых, которые не закрывались в советский период, сестёр смиряют. Как? Напрасно обвиняют в чём-то. Вызывают и начинают ругать. У нас такого нет. Но всё ж мы люди. Иногда бывает, не разобравшись, старшая сестра ругает младшую. И благо будет тому, кто не станет оправдываться и доказывать, что он не виновен. Это и есть смирение. Первое, чему надо научиться человеку, который пришёл в монастырь, говорить два слова: «простите» и «благословите»...
— Матушка Манефа, не тяжело руководить? Надо и за службы отвечать, и за паломников, и за хозяйство…
— Не задумываюсь над этим. Господь послал крест, и принимаешь его как от руки Божией. Везде успевать — это задача любого монаха. Какие трудности? Их много. В основном одолевают строительные и ремонтные работы. За короткий период было разрушено то, что создавалось веками. Народ немножко не такой, как был раньше, когда церковь была частью жизни…
— Если кто-то придёт после тюрьмы и захочет стать монахиней, вы дадите шанс?
— Любой человек может прийти и попробовать свои силы. В нашем уставе есть такая фраза: «Никакая прежняя жизнь в миру не может быть препятствием для вступления в монастырь». Если человек раскаивается, содеянное за собой не вносит, оставляет за воротами обители и не возвращается ни мыслями, ни делами. Человек становится другим. Почему монашествующие меняют имена при постриге? Всё новое в новой жизни…
Тот разговор и сегодня греет мою душу.
Вера ГНИЛОЗУБ
15.10.2018