Говорят, что полное счастье возможно только в полной семье. Но что мы видим? Маленькая девочка покинула родителей. Родители отдали её в интернат при храме. Как же так? Зачем?
Где слёзы Анны перед Богом, когда она, узнав о бесчестии мужа и глядя на гнездо птиц в своём дворе, сетовала Богу. Разве не она просила снять бесчестие и дать дитя?
Где слёзы Иоакима? Ему этот священник, не принявший жертву в храме, надорвал сердце. Священник укорил тем, что нет ребёнка и, значит, тайный грешник Иоаким проклят. Господи, помилуй! Такое сказать человеку, который душу извёл в страдании бездетства! У кого не было детей, тот, знает, что хуже только смерть. А эта неубывающая боль не хуже зубной, только саднит она всю жизнь. И даже саму смерть украшает венцом душевной боли.
И вот спустя три года эти родители привели маленькую Марию в храм. Они отдали Её в интернат, где пожилые матроны и девочки обслуживали храмовый комплекс: стирали, шили, штопали и выполняли всю обычную работу кастеляна. Они отдали Её в администрацию местного завхоза.
И какая невозмутимость маленькой Марии! Она бодро вошла в храм. Предание не сообщает о том, жалела ли Она о своих оставленных родителях или тут же забыла. Вошла и вошла. Предание умалчивает об эмоциях. Оно показывает нам событие, в свете того, что мы знаем о Её будущей судьбе. Но люди тогда этого точно не знали.
Сейчас библеисты спорят: ввели её в Святая Святых или нет? И нужно ли это было Богу? И были ли эти 15 ступеней? Для пророчества это было нужно. Для людей это, возможно, было нужно.
Но что такое люди и что их память? Это нужно было, если эти люди к шестнадцатилетию Марии остались ещё живы и для них это пророчество действием что-то значило, и они его сумели понять. Кто из нас помнит свою тройку в третьем классе, когда тебе стукнуло пятьдесят? Кто из соседей помнит, что десять лет назад доктор сотворил то, что сам назвал чудом, и спас отца от смерти на операционном столе? Мы не так нужны людям, как это нам кажется.
Есть и такие, кто забывает даже чудо Божией над собой. Было и было. Давно. Каждый день помнить сил нет.
Впрочем, эти детали действительно не важны, если погрузиться в тайну диалога Бога и человека. Ввели Её в Святая Святых, не ввели — Бог уже принял решение о Деве Марии.
Да и не нужно это было. Мария Сама стала Святое Святых, в то время как та заветная комната, лишившись Ковчега, давно уже была пуста. Святое Святых было обиталищем славы Бога. Раньше оно было из камня, а теперь им стал человек.
Бог плохого человека не выберет: ни в священники, ни в ученики, ни в друзья, ни в родню. Божия Матерь стала Ему больше, чем священник. Потому, что священник просит прийти Дух на Святые Дары, а Божия Матерь приняла Духа в себя. И поэтому стала честнейшей Херувим и славнейшей Серафим. Она стала больше, чем ученики и апостолы, потому что Её жизнь, без слов, стала самой сильной проповедью о Христе. И если Бог сроднился нам в причастии, то Мария стала среди этой родни на первое место.
Она была очень хорошей Девочкой, в сердце которой теплилось очень много любви. Конечно, Она любила родителей. Как можно родителей выкинуть из сердца?
И родители Её любили без меры. Как можно не любить такое чудо, нежное и смиренное детское сердце? Как забыть?
Я не могу представить поток их слёз, который пролился, когда они отпустили своего вымоленного малыша в интернат. А то, что они плакали, так это ничего нового. Три года назад они также оказались способны на слёзы, когда умоляли Бога снять с них поношение. Но это другие слёзы. Слёзы жертвы любви.
Эта жертва ничем не меньше той, которую готов был принести Авраам, готовый вернуть Богу своего единственного сына. Я думаю, что Авраам тоже плакал, ведя Исаака на гору к жертвенному камню. И ему ребёнок достался в старости. О нём он просил Бога под звёздами. Единственным сыном утешалась его душа и о нём единственном радовалось сердце.
Дети так много значат в зрелом возрасте! А Иоакиму и Анне было уже под шестьдесят. Что нам в старости надо? Уже не до себя. Ничего не надо. Уже интересно найти сладость сердца в других. Им деньги. Им всё.
Иоаким и Анна были прекрасными людьми, как прекрасны все святые. Конечно, они без меры любили своё маленькое сокровище. И смотрели на Неё в последний раз, со слезами. Сердце не камень. Не бесчувственные же они! Это была не сдача с рук на руки. Это была их реальная жертва.
Если бы я был иконописцем, я бы попробовал изобразить минуту расставания Анны и Иоакима с Марией.
Мария на пороге храма взялась за проём и вся уже устремлена вперёд, к новой жизни. Но вот на последнем шаге Она оборачивается, смотрит на любимых, единственных и родных людей, и сердце Её сжимается от жалости к родителям.
Или Она уже устремилась в храм, и только рука всё ещё протянута к горячо любимым отцу и матери.
А родители всё ещё наклонены в Её сторону, и только руки подняты для того, чтобы закрыть своё лицо. Они руками как бы останавливают себя от порывистого движения вперёд. Сердце у нас плотяное и тёплое. И оно может болеть даже в радости. Отпускают Девочку, а в глазах огонь любви к Богу и вера. Вера, что так будет лучше для всех.
Монахи пишут иконы по-другому. На их иконах Мария никогда не оглядывается. Они как бы иллюстрируют евангельский образ ненадёжности того, кто, взявшись за плуг, оглядывается назад. Но это же маленькая Девочка, а не синайский аскет, доведший своё тело до состояния камня по отношению к миру. На то они и монахи. Что им эти неведомые чащи леса семейной жизни?
Ни один человек не вправе вести столь созерцательную жизнь, чтобы забыть о своём долге служения ближнему. Но верное и обратное: никто не вправе исполнять долг служения ближнему без созерцания Бога. Без того, чтобы не принимать от Бога благодать этого созерцания. В ней Господь извещает нас о поступках, которые мы должны предпринять ради этого долга служения.
Блаженный Августин так описал все подобные случаи. Он говорит Богу от лица всех, кто Его полюбил и принес Ему жертву: «Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе; вера состоит в том, что мы верим тому, чего не видим. А наградой за веру является возможность увидеть то, во что мы верим.
Вся эта история понятна тому, кто искренне и глубоко любил и был любим. Не просто любил и был любим, а в Боге.
Когда люди думают о Боге, Которого не в состоянии постигнуть, то в действительности думают о самих себе, а не о Нём; они сравнивают не Его, а себя, и не с Ним, а с собой.
И вот эта история о том, что если мы будем любить Бога, то мы сможем понять Его. А когда мы Его поймём, мы сотворим нечто, что приведёт от счастья к блаженству —высшей мере счастья.
Существует высшая дружба, основанная не на привычке, а на разуме, при котором человек любит своего друга благодаря верности и доброй воле. Если мы можем найти что-либо выше такой дружбы — это Божественная любовь.
У нас не всегда хватает ума и благородства принять слова Бога и применить к себе. И мы страдаем. И не понимаем того, что приближение к Богу рождает блаженство. И дела Господни творятся силой, которую нам подаёт Бог. И эта сила всегда позитивна и животворна. Если до сих пор нам служба Богу кажется мукой, а пост костылём или гипсом на сломанной ноге, то мы ещё далеки от Бога. Пост и служба — это крылья, данные нам Богом.
А вся проблема наших страданий в Церкви состоит в том, что мы никак не отдадим в своём сердце первого места не себе, а Богу.
Иоаким и Анна это смогли. Мария создала в Своём сердце настоящий храм Святого Духа.
Помолимся мы этим людям, этим святым, этим сродственникам Бога по благодати, о том, чтобы они внушили нам в молитвенном ответе, как сердце любящее стремится к Отцу Небесному сквозь все препятствия. И чтобы они попросили Бога показать нам ещё яснее, что Бог есть Благ и нет в Нём никакой тьмы. И то, что приближение к Богу — единственное счастье всего того, что имеет дыхание.
Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе.
Иерей Константин КАМЫШАНОВ
03.12.2018
