или Прошлогоднее воспоминание
День, в который нигде в мире не служится Литургия… Выглядываю в окно, выходящее на храм, — ни одной машины у его ограды. Звенящая пустота.
Тогда говорит им Иисус: все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь, ибо написано: «поражу пастыря, и рассеются овцы стада» (Мф. 26:31). Все по домам, каждый в своём, о своём. Вот лично я — за ноутбуком, пишу этот текст. Странный день, неясные чувства…
Люди не собираются вместе «о Имени Его». Это первое, что пришло на ум о Страстной Пятнице. Не так давно я ощутила в этот день пронзительное одиночество, которое мучительно переживается, но проживается на внезапно открывшемся втором дыхании. А сейчас становится понятна его природа: нигде ни одной Литургии! Когда-то, возможно, придут такие времена, что в этом придётся жить. А пока что, пользуясь безмерным Божиим милосердием, прикасаюсь к леденящему одиночеству лишь раз в году. Закаляется сердце.
День, в который Сам Господь отходит перед моей свободой, перед свободной волей каждого Своего чада — которую Он же Сам и даровал. Ради того, чтобы сотворить нас по Своему образу, ради того, чтобы мы могли жить и творить подобно Ему.
До какой степени я могу признать своё бессилие перед свободной, Богом данной волей дорогих мне людей, которые у меня на глазах вредят себе, и отойти в сторону на безопасное расстояние? Родители, супруг, дети, самые близкие друзья?.. Насколько моё своеволие позволит мне трезво оценить: а действительно ли они вредят себе, или же получают бесценный опыт, который поможет приблизиться к Богу?
Господь это сотворил даже до земной Своей смерти. Несмотря на сосредоточенную у Него власть сделать с любым из предающих Его на смерть всё, что угодно, — вплоть до внезапного покаяния целой толпы кричащих «распни Его!». Почему не сделал? Потому что лишённый свободной воли человек утратил бы бесценный дар образа Божия.
Апогей смирения:
«Друг, делай то, зачем пришёл» (Мф. 26:50). Апогей самоуничижения — смерть, в итоге победившая смерть. Мера смирения, данная жене алкоголика, матери наркомана: «Ты имеешь право пить, ты имеешь право даже умереть». Что скрывается за этими словами сложно понять тем, кто наблюдает трагедию зависимо-созависимых отношений со стороны. Но их приходится говорить, уважая свободную волю другого человека.
Бывают моменты, когда жена алкоголика может обратиться к своей группе поддержки со словами, подобными сим:
«…душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною»
(Мф. 26:38)», и в какой-то мере она получит опору, до какой-то черты с нею дойдут люди, понимающие беду алкоголизма. На группе Ал-Анон её подбодрят своим опытом такие же сёстры; кто-то из членов Анонимных Алкоголиков поможет ей понять мужа. Но откроется дверь её квартиры, а там — очередное бесчинство болезни, того уровня, к которому она ещё не готова. И бывает, что никто не готов — настолько алкоголизм «
хитрый, властный, сбивающий с толку» (Большая книга АА, стр. 56), так сильно он борется за своё право на существование… Ни у кого нет такого опыта. Она остаётся один на один со своей бедой. Ей даже кажется в этот момент, что и Бог оставил её. Остаётся одна, осознавая, насколько опасна ситуация для неё или её близкого человека, безумствующего в своей свободной воле. Одна, как Спаситель, видящий с креста, какой опасности подвергают себя возлюбленные чада Божии.
И тогда рождается молитва: «Господи! Если можно, пожалуйста, сохрани ему жизнь, но, впрочем, не как я хочу, а как Ты», или: «Господи, помоги ему так, как Ты считаешь нужным!». Не правда ли, созвучно в некоторой степени словам: «
Отче Мой! Если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить её, да будет воля Твоя»
(Мф. 26:42). До конца понять степень со-распятия воли в этих молитвах, конечно, сможет только жена, дочь или мама алкоголика, наркомана, прекрасно понимающая, какая чаша страданий её может ожидать: страшные оскорбления, болезни, нищета, позор, унижения, наконец, безобразная смерть самого любимого человека…
Есть в Ал-Аноне такой инструмент выздоровления, как отстранение с любовью. В любви идти до победного конца, с состраданием глядя на мучения, саморазрушение, самообман любимого человека. Это означает вспомнить о его свободной воле, о том, что он равен тебе и так же любим Богом. О том, что у него есть право на любое решение, каким бы безумным оно ни казалось: даже распять моё здравомыслие. Я вижу его самообман и безумие,
душа моя скорбит смертельно (
Мф. 26:38), никто не знает, как помочь… И вот тогда мне остаётся только оставить всё и остаться наедине с Богом.
«Отче! Отпусти им, не ведают, что творят» (Лк. 23:34). Это и есть отстранение с любовью в самой высокой его мере.
Вокруг будут разные люди, творящие свою волю. Что-то из этого будет сильно ранить. Представьте себе многодетную жену алкоголика, у которой один из детей случайно получил серьёзную травму. Супруг в запое. И вдруг «по протоколу» являются органы опеки, чтобы выяснить, насколько благополучна обстановка в доме. Женщина ничем не защищена, у неё страх за детей, за то, что заберут их из семьи… А что дети? Кто болеет, кто бунтует, обнажая проблему, — у каждого свободная воля. Её воли больше не хватает затыкать глотки каждому, кричащему «Распни!», и она отдаёт свою волю на распятие — отстраняясь и молясь.
Результаты этого бывают самые разные, но — проверено теми, кто отваживался — они всегда и однозначно лучше тех, которые были бы достигнуты своеволием.
Результат смирения Христова мы будем провозглашать скоро: Христос Воскресе! Воистину Воскресе! Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа? Нам гораздо легче: мы знаем, что это обязательно пройдёт, закончится.
…День одиночества, данный каждому по своей причине, со своей целью. Пронзительное одиночество в той конечной мере, которую нам вполне по силам нести… Ведь Он, распинаемый, всё равно рядом!