Накануне праздника Рождества Христова Церковь предлагает верующим вспомнить святых праотцев (всех ветхозаветных праведников) и отцов (предков Иисуса Христа по плоти). Это хороший повод каждому из нас вспомнить о собственных предках, в первую очередь, о родителях, и задуматься о нашей неразрывной связи с ними. Беседуем об этом с врачом-психотерапевтом, членом православного Свято-Никольского братства Андреем Бутько.
— Мы знаем заповедь «почитай отца твоего и мать твою». Только слово «почитай» можно интерпретировать по-разному — люби, уважай, слушайся. А что вы, как специалист в области психотерапии, скажете о сути и способах решения вечной проблемы отцов и детей?
— Мы, христиане, привыкли на всё смотреть через Христа, через Его пример. А в Библии часто нет прямых расшифровок. И в Евангелии не так уж много мест, где бы давалось понять, как Иисус Христос почитал своих родителей.
А ведь 90 % психотерапии вращается вокруг отношений с родителями. Хотя люди приходят к психотерапевтам с тем, что никак не могут полюбить самих себя. Есть довольно известная психологическая концепция: у нас внутри есть образ матери и отца. Современный гештальт-подход, в котором я работаю, объясняет это так: новорождённый — заготовка, которая считывает, впитывает, копирует образ тех людей, кто заботится о нём. И постепенно внутри ребёнка формируется первичный образ женщины-матери и мужчины-отца. По сути, психологически ребёнок состоит из образа матери и отца. Он — своего рода их отражение.
Мы видим себя через другого, узнаём себя через другого. Если мама смотрит на меня любящими глазами, то я чувствую себя любимым. Значит, я — хороший. Если мама обо мне заботится, то я чувствую себя достойным заботы. Если мама меня кормит, то я чувствую себя достойным этой пищи. И, таким образом, из опыта отношений я понимаю: кто я?
Конечно, реальность сложнее, многограннее. Ведь ребёнок имеет отношения не только с мамой и папой, но и множеством людей — бабушками, дедушками, теми, кто общается с ним в детском садике, в школе. Но для простоты понимания представим, что ребёнок — это мама плюс папа. Точнее, он состоит из опыта отношений с мамой и папой…
Предположим, отношения с мамой были тяжёлыми, и этот опыт негативный, травмирующий. И, будучи уже взрослым, я, допустим, не чувствую любви к ней... О конфликте с родителями можно подумать в таком ключе: если я не люблю маму во мне, то я не люблю себя. И если воюю, спорю с мамой, то я с собой воюю. Отсутствие почитания, принятия матери приводит к тому, что отсутствует принятие и почитание самого себя, нет любви к себе. То же самое в отношении папы… Коль есть вечный конфликт с родителями, то это — вечный конфликт с собой, точнее, с родителями в себе.
Если же родители любили ребёнка, видели его как личность, принимали и поддерживали во всех проявлениях, то после взросления отношения с папой и мамой будут хорошие и, как правило, достаточно хорошие отношения с собой и окружающими. О таком человеке говорят: какой лёгкий, приятный, себя и других любит! И сложностей с ним бывает мало…
— Но ведь далеко не все родители такие хорошие! Те же кинематографисты любят смаковать сюжеты, связанные с семейными патологиями, когда дети растут в травмирующей психику обстановке и потом сдержать ненависть и жестокость к родителям не могут. Если фильм про маньяка, то это, собственно, о том, как его психику искалечило несчастное детство. И что вы такому человеку скажете в утешение?
— Да, когда отношения «родители — дети» тяжёлые, то сложно любить себя. Но даже если есть за что ненавидеть отца или мать, то я всё равно ненавижу себя. Можно привести такую метафору: человек живёт с пересаженным сердцем. Организм пытается отторгнуть этот орган, потому что он чужой. Но если отторжение произойдёт — человек погибнет. И у моих пациентов, которые приходят с проблемой тяжёлых отношений с родителями, та же картина: чем сильнее они отторгают то, что у них от родителей, тем больше психологически «умирают».
— Но это же фундаментальный момент! Когда родители ведут себя по отношению к ребёнку эгоистично, невнимательно, подавляют его, как ему примириться и принять, что в нём присутствует часть тех, кто с ним жестоко, несправедливо обращался? А вообще, все родители совершают какие-то ошибки, и им не всегда хватает мудрости, великодушия, терпения. Ведь эти обиды, душевная боль оставляют следы на всю жизнь и мешают любить…
— Хорошо бы понимать, что мы не только генетически, но и психологически состоим из отца и матери или из тех, кто заменял их. И если когда-то в детстве между ребёнком и родителями началась война, в силу нехватки умения и любви со стороны старших, то, когда ребёнок становится взрослым, она продолжается — с живыми или даже мёртвыми родителями, с их психологическими образами. Родители «живут» во мне, и, значит, я воюю сам с собой.
— Но разве в процессе роста человеческой личности у неё ничего своего, оригинального не появляется? Только то, что он впитал, отзеркалил, взял от родителей? Неужели происходит банальное копирование?
— Повтор тогда, когда во мне только отец или мать. А это сочетание, комбинация каких-то качеств, например, цветов: если мама была жёлтенькая, а папа зелёненький, то я буду синенький. И в этом — моя биологическая оригинальность, если после смешения двух цветов получается третий. Нужно знать и понимать, что заповедь «почитай отца и мать» — это очень важно тем, что, если я хочу любить себя, мне нужно учиться любить родителей.
— Несмотря ни на что?
— Несмотря на то, какие они. Иначе говоря, если бы моим отцом был Иуда, то мне, чтобы учиться любить себя, нужно было бы учиться любить Иуду…
Бывали у меня такие посетители, которые приходили и говорили: «Доктор, денег и времени на сеансы нет, скажите прямо и за пять минут, просто дайте чёткую инструкцию, что делать, чтобы полюбить себя?» И я отвечал: «Учись любить отца и мать, выстраивай отношения с ними, старайся их улучшить». Ответ: «Они полные мерзавцы! Не хочу!» Но человек приходит через какое-то количество лет и говорит: «Знаете, мне лучше!» Если человек делал, что сказал доктор, то потом констатирует: «Не знаю, как это работает, но я стал относиться к себе лучше». Это реальные случаи из моей практики.
— Хорошо, доктор, а теперь представьте: мать была холодна с дочерью, и та росла в условиях отсутствия ласки, добрых слов, нежности; а, повзрослев, решает: я не буду так относиться к своему ребёнку, ибо на себе испытала, как это плохо. И растит своих детей с максимальной нежностью. Ведь в данном случае протест против матери приносит положительные плоды.
— Здесь нет противоречия, просто разная глубина понимания ситуации. Например, мой отец был лживым, и мне это жутко не нравилось, и я стараюсь быть честным — прекрасно. Или мой отец был холодным и отстранённым, и я, зная, как тяжело переживать холод, по отношению к своим детям и другим людям, мягкий и внимательный, тёплый и душевный, — тоже хорошо. Но это верхний слой, ибо если мы уйдём глубже, то я, будучи нежным, ласковым и честным, всё равно могу прийти к психотерапевту с тем, что не люблю себя. Ведь я всё равно не принимаю своего отца, не могу его почитать.
— А за что же его почитать?
— Вот здесь интересная вещь. Если он честный — я его почитаю, если лживый — нет. Но это верхний слой, а глубже: коль мой отец лживый, а его образ живёт во мне, то я тоже — лживый. Это качество живёт во мне в силу того, что меня воспитывал лживый человек. Я могу всю жизнь ни разу не солгать, но лжец живёт во мне, ибо я скопировал его. Если мой отец был развратным, то развратность живёт во мне, даже если я живу целомудренно… Но иногда это может проявиться, когда развратник, живущий во мне, неожиданно выходит наружу. И все будут шокированы.
— И от этого «наследства» невозможно избавиться? Мы невольно впитываем качества родителей и всю жизнь носим в себе?
— Да.
— Фатализм какой-то, безысходность…
— Здесь нет этого. Натура родителей может проявиться, а может и не проявиться.
— Откуда же может взяться любовь к себе, когда я ношу в себе то, чего не хочу иметь? За что себя любить тогда? Выходит, надо полюбить лживость, развратность и прочие пороки?
— Полюбить — не значит «одобрить»; скорее — «принять». Мои отец и мать, какими бы они ни были, всегда живут во мне — нравится это мне или нет. Если я научусь любить их, то научусь любить себя. Если не научусь, то это будет непреодолимое препятствие.
— Здесь слово «полюбить» создаёт проблему в восприятии, возникает протест!
— Лучше сказать: «Признать, что во мне это есть», — признать, что оно всегда будет, и простить…
— Но что могут мне дать эти понимание и прощение? И каков позитив — жить с мыслью, что всю жизнь стремилась не повторять негативных качеств, бывших у родителей, но они во мне присутствуют, и никак от них не избавиться? Более того, в любой момент могут выйти наружу!
— Это знание даёт много чего положительного. Вначале шокирует, а потом… Если я знаю: что-то есть во мне, то могу решать — давать ему свободу или нет. А когда не знаю — тогда и случаются неожиданности, к недоумению, шоку окружающих и самого человека. Живёт себе человек целомудренно, а тут вдруг пускается во все тяжкие. И говорят: «Точная копия своего отца!» И самое забавное, что такое может произойти неожиданно для себя!
— Но если я имею определённую систему ценностей и отрицаю злость, жестокость (они для меня отвратительны и неприемлемы), вот и буду это в себе контролировать и сдерживать. Так ведь?
— Одно дело, если знаю, что во мне живёт мой жестокий отец, и я могу быть таким же жестоким, как он, — тогда осознанно выбираю, быть мне жестоким или нет. И совсем другое дело, когда считаю, что во мне вообще жестокости не существует. Но когда неожиданно прорывается жестокость — для меня это страшное открытие.
—
И чем это опасно?
— Может привести к самоубийству как крайней форме гнева на родителей, развёрнутого на себя. А когда подготовлен к тому, что во мне есть, я — хозяин в своём доме.
— Но это сродни смиренному осознанию того, что я — грешный, испорченный грехом человек…
— Смиренному осознанию того, что я впитал качества родителей. Это осознание в итоге даёт облегчение и спокойствие, поскольку я могу их отключать.
— И меня в этом случае оправдывает мысль: жестокость — это не моё, я не виноват…
— Дело обстоит иначе. Люди обычно думают так: есть я, а есть качества отца и матери во мне, от которых я в силах избавиться: могу что-то в себе не любить, не одобрять, но в состоянии с этим бороться, даже избавиться, молиться, поститься… Но можно привести и такой образ: мои сердце и лёгкие — это мама, а позвоночник — папа. Могу ли я от них отказаться, избавиться? Все эти органы есть я сам.
— Где же моя индивидуальность, доктор? Я впитала характеры, привычки того, кто меня воспитывал; а моя личность?
— Я — это вязь отношений папы с мамой. Мама — белые нитки, папа — красные, а я — новый узор, полотно, сотканное из нитей ДНК родителей.
— Вот это хороший образ, в отличие от предыдущих, даёт возможность представить себе, как может возникнуть новое, а не копия из чего-то уже имеющегося.
— Да, моя личность соткана из разных ниток. И это уникальный узор, который развивается дальше. Но во мне на 100 % есть белая нитка и красная. Во мне не частично, не кусочками, а полностью присутствуют мой отец и моя мама. И если я не полюблю эти нити, хотя бы не приму того факта, что они во мне есть, то никогда не полюблю себя.
— Конечно, можно простить своим родителям их несовершенство, ведь все мы немощны, ущербны. Сами согрешаем и совершаем промахи в отношении собственных детей. Но мне кажется заповедь «почитай отца и мать» — это о чём-то другом…
— Может, в христианском смысле, она и о другом. Допускаю. Но когда я работал со своими пациентами и сталкивался с тем, как человек, отторгая своих отца или мать, опыт, который с ними связан, при этом отторгает часть себя, мне пришла мысль, что библейская заповедь может быть мной, психотерапевтом, понята под определённым углом. А именно: нужно почитать отца и мать, какими бы они ни были… Для начала надо принять, признать, что родители есть во мне и всегда будут, — это первый шаг. Второй шаг: раз Иисус Христос смог полюбить людей, Его убивавших, то, теоретически, можно по-христиански полюбить родителей, которые тебя травмировали, ранили, по неумению: «Не ведают, что творят».
— Но опять-таки мы приходим к слову «прощение» и к тому, что в заповеди сказано не «люби», а «почитай» родителей.
— Есть много уловок, форм, но Христос говорит о любви всё-таки. О том, что любил тех, кто Его убивал, о том, что это возможно. Он так возлюбил мир, что отдал свою жизнь за людей.
— Но такой запредельный уровень — совершенство в любви!
— Да. И мы никогда не начинаем с высшей планки, но мне кажется, что это стратегическая задача — хотя бы умозрительно допускать: всё возможно. Конечно, если родители причинили много боли, то завтра я не смогу — раз, и полюбить их. Это долгая дорога. И первый шаг на ней — признание, что отец и мать есть во мне в виде узора, сотканного из их и наших отношений; а я — полотно, узор, который могу ткать дальше с Богом и другими людьми. А последний шаг — полюбить родителей так, как Христос полюбил людей, даже тех, которые Его убивали. Между первым шагом и последним — длинная дорога. И неизвестно, которую её часть мы пройдём на этом свете, а какую на том…
