Беседа с психологом, психотерапевтом; преподавателем, супервизором и членом-соучредителем Ассоциации понимающей психотерапии; лектором портала Предание.ру, просветительских курсов «Свет Православия» при Минской духовной академии; руководителем образовательного проекта «Психология для Церкви»; автором более 70 научных и научно-популярных публикаций Мариной ФИЛОНИК (Москва).

 
 
 
— Марина, Вы далеко не первый раз в Беларуси, на ваш взгляд, какие внутренние проблемы наиболее актуальны сейчас в жизни верующих белорусов?
 
— Я не могу сказать про всех белорусов, но мне кажется, что это может быть тема вины и идеи наказания за грехи. Как я вижу в Минске по вопросам в аудиториях, по евангельским группам (в практике Православной Церкви — то же, что и библейские кружки по изучению Священного Писания; ред.), доминирует переживание виноватости, греховности и реакция — «достойное по грехам своим приемлю». Отсюда пассивное складывание рук: ну, сделать ничего нельзя, всё, что в моей жизни происходит, — за мои грехи. И такое унылое, пассивное, псевдопокаянное настроение, в котором мрак моего греха, — и точка. Беспросветная вина.
 
 
Чем это плохо? Туда довольно сложно впустить свет Божией любви. Если начинаешь человеку говорить про то, что Бог вообще-то хочет, чтобы ты стал на ноги, любит тебя, хочет Своим светом просветить, — для него это пустой звук.
 
Подобное отношение очень понятно, потому как соответствует внутреннему ощущению: я ничего не могу сделать, я — плохой. Это реакция на фрустрацию (состояние угнетённости, неудовлетворённости и разочарования из-за того, что человеку не удалось достичь определенных целей, исполнить какие-то желания — ред.). Здесь психологический механизм следующий: при ощущении бессилия, когда я не могу изменить ситуацию, вместо того, чтобы принять своё бессилие, выгоднее «чувствовать вину», потому что за ней стоит иллюзорное убеждение в том, что я якобы мог что-то сделать.
 
 
— Это очень важный момент…
 
— И вместо того, чтобы проживать фрустрацию, невозможность изменить то, что хочу, и продолжать дальше искать какие-то выходы, либо приносить это Богу, срабатывает особый механизм. Он не религиозный, а психологический: невозможность вынести то обстоятельство, что я не могу ничего сделать и не могу выдержать своё бессилие, беспомощность естественным образом рождает агрессию как реакцию на фрустрацию, на то, что я не могу достичь желаемого.
 
Дальше идёт табуирование этой агрессии, потому что злиться на другого — нельзя: ребёнку нельзя злиться на родителей, а христианину нельзя злиться на ближнего своего. Но агрессия никуда не девается, а обращается на меня самого — это уже аутоагрессия, вина. Препятствие на пути к цели вызывает агрессивное желание его преодолеть, и это было бы в каком-то смысле более здравым, но верующий говорит: это потому, что я — плохой, это я виноват, это я — греховный. Агрессия перенаправляется на себя и выражается в самоуничижении, самоукорении, самобичевании, самонаказании, чувстве вины и прочих формах аутоагрессии.
 
Чем это плохо? Кроме того, что это токсично, разрушает меня самого, ведь я как бы убиваю себя этим, аутоагрессия также парализует меня и не даёт никуда двигаться. Я плохой, жуткий, виноватый, грешный. Причём, данная вина не конкретная, если бы это был реальный голос совести, то ты после того, как сделал что-то плохое, мог бы либо исправиться, либо покаяться, но встать и пойти дальше. Так нет же!
 
 
— Выхода нет, тупик?
 
—  Да, и это ложь, это не про Бога, не про Свет, не про покаяние как возвращение к Богу, к отношениям с Ним! А это «закукливание» в невротическом чувстве вины, во мраке, во лжи…
 
— Своего рода ловушка?
 
— Да, можно сказать и так. И я могу оставаться в этом на очень многие годы, чувствуя себя плохим, виноватым, греховным, плакать о своих грехах, но по сути плакать оттого, что претерпеваю какую-то не очень устраивающую меня ситуацию. Оставаясь в бессилии, не признавать его, а чувствовать вину, своё недостоинство и греховность. И тогда это беспросветный мрак…
 
 
— А можно ли выйти из этого состояния? И как?
 
— Важно различать невротическую вину и голос совести. В конце концов, выписать на бумажку, в чём конкретно я виноват. И тогда станет видно, где какие-то эфемерные структуры, фразы типа «у меня мало любви к ближним» — это самое первое, что говорят. Спрашиваю:
 
— Подожди, что конкретно плохого ты сделал?
 
— Я недостаточно покаялся.
 
— Хорошо. Что конкретно плохого ты сделал?
 
— Плохо молился.
 
— Но что конкретно ты сделал плохого?
 
— Ну, я — очень грешный.
 
Человек не может назвать. Не может! И опять: я очень грешный, плохой, виноватый…
 
Расскажи, пожалуйста, в чём ты каяться собрался?! В том, что у тебя дефицит любви? Хорошо, проси Бога о даре любви. В чём конкретное зло?
 
 
Понимаете, так устроена токсичная невротическая вина: она поглощает целиком — ты весь плохой, весь грешный, нет на тебе светлого пятна, ты весь в проказе. И это такая ложь, потому что ты не весь в совокупности своей — исчадие ада!
 
Повторюсь, шаг первый: отделяем невротическую вину от здорового голоса совести, который подскажет конкретное зло и конкретные шаги. Приди к Богу и расскажи об этом. Приди к ближним и попроси прощения. Сходи на исповедь, успокойся, не сходи с ума, встань и иди дальше. Совесть тебя не парализует!
 
 
А невротическая вина — это мрак безвыходный, беспросветный, который не имеет отношения к реальности. Невротическую вину стоит копнуть дальше и понять её природу. Скорее всего, за ней стоит какая-то фрустрация, то, что я чего-то хочу, достигнуть не могу, претерпеваю бессилие, а принять его не могу.
 
— А реально ли, вообще, принять его?
 
— Это очень сложно. Очень! Это гораздо труднее, чем загнивать в чувстве вины. Ты лучше признай, что очень злишься на своего мужа за то, что он пьёт, что ты ничего не можешь с этим сделать, — и точка! И не надо делать следующий ложный шаг: это я виноватая, плохая, грешная — поэтому пьёт мой муж. Это же мания величия…
 
— У анонимных алкоголиков есть замечательная молитва на подобные случаи жизни: «Дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить. Дай мне мужество изменить то, что я могу. И дай мне мудрость отличить одно от другого».
 
— Да. Когда я захвачен невротической виной, то буду молиться не я, а моя невротическая вина. Типичный пример — жена какого-нибудь хронического алкоголика, которая будет искренне молиться: «Прости мне, Господи, мои грехи, я такая падшая, грешная, поэтому мой муж пьёт! Помилуй меня и его». Это всё прекрасно! Но какой частью себя я взываю? Если я трезво выхожу на свет и говорю: «Да, я ничего не могу сделать!», тогда по-другому буду вести себя, и совсем другой субъект во мне будет молиться, и молитва будет совсем другой: «Господи, посмотри на него, посмотри на меня — я ничего с этим не могу сделать, помилуй его и меня».
 
— То есть, Ты, Господи, спаси ситуацию, Ты это сделай, Ты!
 
— Да, но это будет другая молитва, не «помилуй нас, потому что я такая плохая», а «помилуй нас, потому что Ты можешь, а я ничего не могу».
 
 
— Вы говорите о том, что нужно не себя ставить в центр проблемы, а Бога?
 
— Про грехо-центризм и Христо-центризм я говорю постоянно. И это тоже серьёзная вещь. В чувстве вины в центре — я, жуткий, греховный, ужасный, грязный. Но опять «я», только я… Где Христос в этом, где Бог вообще? Нету! Я как страус, только головой не в песок, а себе в живот всё время смотрю — в эту помойку. Хорошо, успокойся, не надо на голову кастрюлю надевать! Ну, подыми же ты глаза к Небу и посмотри на Того, Кто гораздо больше, чем твоя помойка!
   

---

На эту тему читайте также материалы портала: